Прекрасный кинофильм "Доброе утро" (2010, США), закрутил меня в вихре идей и воспоминаний.
Актеры Рэйчел МакАдамс и Харрисон Форд рассказали об интерактивности журналистики, о ее высшей форме - репортажности, когда участники эфира не просто сообщают о событиях, а проживают их вместе со зрителем. То, что так дорого ценится в США и во всем мире, за что журналисты получают высшие награды и премии - это участие в событиях, рассказ о происшествии через призму собственной боли и радости, восторга и страдания, сострадания.
Тонкая грань между информативностью и эмоцией, где-то в глубине зрачков.
Вспомнилось, как делал первые радиорепортажи с аэродрома, из взлетающего самолета и во время прыжка с парашютом... свой прерывающийся голос, и море эмоций - ведь слушателя не обмануть... Как в лихие 90-е вместе вместе с очевидцами рассказывал о вооруженных столкновениях участников первой чеченской с полтавскими фермерами, когда в небольшом городишке пылал десяток машин, шиястые дядьки палили жаканами и картечью в мечущиеся фигурки рекетиров, а те выбивали двери местной больнички, занося в нее ватажка с развороченной, как жаркая роза, грудной клеткой.
Об этих боях местная милиция молчала. А я рассказывал, уже спустя сутки, на всю страну, в прайм-тайм под музыку купленной по случаю кассеты с Энио Морриконе. И мне заплатили смешной такой гонорар - 3 рубля, а после в Киеве пытались выследить оставшиеся в живых участники печальной истории...
Помню, как вывозили на двое суток детишек с туристическим клубом "Компас" - возили на необитаемые острова в днепровские плавни и оставляли там одних. Представляете - вечер, разносящий над водой тоскливые голоса мелюзги, а утром мы, взрослые, на каяках подплывали и ползком подбирались, чтобы разобраться, как детишки освоили науку выживания, и писали их реплики, невидимые, из-за палатки на диктофон. Все шло в передачи.
Чего стоили репортажи во время сотрудничества с украинскими пожарными - из ожоговых центров, к примеру. Когда посреди передачи прямо заявляешь, что надоело просить слушателей обесточивать электроприборы, выходя на улицу, и запускаешь более убедительный голос, нежели свой, голос ребенка из ожогового центра во время перевязки ран. И, тихим гостем присутствуя на всеукраинском севещании пожарных, смотришь на диаграмму детской смертности, убеждаясь, что в период твоих передач количество детских гробиков уменьшилось в несколько раз, понимаешь, что работал не зря.
Интервью с космонавтами Леонидом Каденюком, Павлом Поповичем, Георигием Гречко, записывались не в космосе... тут я не успел или оплошал, но все же эти авторские авиокосмические передачи родители и бабушки страны записывали на кассетники, чтобы их слышали не только взрослые, а и дети. Вопросы же, случалось, задавал, сойдя с центрифуги, по ходу делясь впечатлениями.
Репортажность. Интерактивность. В эфире мы поздравляли коллег и подхватывали их темы, связывая свою личную и редакционную жизни с жизнью слушателей и с их делами.
Интерактивность.
О ней нам теперь в кино рассказывают американцы, победившие нас в войне, и побеждающие нас поныне. В моей стране больше не осталось журналистики. Зато в стране американцев журналистика процветает. Хоть где-то. И то - отрадно.
Слава Богу, что о моей профессии хоть где-то говорят.
И до чего же мне жаль, что в моей стране и для меня ее больше не осталось.